Pale blue arch road sign in foreground in front of a a car riding along the Bishkek - Karakol road along dusty brown mountains
Источник: Getty
Policy Brief

Ловушка или помощь. Как Китай адаптирует долговую политику под Центральную Азию

Ближайшее десятилетие покажет, насколько эффективно страны региона смогут управлять своими внешними обязательствами, а также насколько в действительности Китай готов делиться своим «экономическим чудом», а не присваивать его.

 Наргиза Мураталиева
18 сентября 2024 г.
Российская Федерация включила Фонд Карнеги за международный мир в список «нежелательных организаций». Если вы находитесь на территории России, пожалуйста, не размещайте публично ссылку на эту статью.

«Долговая ловушка» Китая — одна из главных угроз, которую некоторые эксперты приписывают1 развивающимся экономикам мира. При этом в Центральной Азии ситуация с закредитованностью перед Китаем отнюдь не однородна и варьируется от страны к стране.

Общие характеристики китайского кредитования для всех стран региона – легкость получения долгов, их затруднительное погашение, а также непрозрачность процедур и специфические условия. Однако отличий в рамках Центральной Азии не меньше. Заемщики разнятся как по сумме задолжности, так и по восприятию китайской долговой политики. Так, Казахстан и Узбекистан не считают китайские займы угрозой своим экономическим и политическим интересам, тогда как в Таджикистане и Кыргызстане такие опасения существуют в виду своих более уязвимых экономик. При этом Туркменистан и вовсе уверяет, что полностью рассчитался с КНР.

Гибкость Пекина позволяет заемщикам проявлять определенную самостоятельность. В то время как уязвимые государства Центральной Азии не обладают достаточной переговорной силой, более могущественные игроки (как Астана и Ташкент) отличаются лучшей переговорной позицией. Им, к примеру, не приходится погашать свои долги, поставляя в Китай природные ресурсы по заниженным ценам.

Хотя задолженность перед Китаем является повсеместной проблемой, ключевым фактором выступает сила или слабость государства, а не некая единая стратегия Китая, которую принято называть «долговой ловушкой». Для успешных переговоров с Китаем странам Центральной Азии необходимо укреплять региональное сотрудничество и создавать институты, которые были бы не только адаптивными, но и сильными. Другими словами, успех экономической дипломатии с Китаем начинается внутри страны.

Стабильные партнеры

По данным на первую половину 2023 года, совокупный долг пяти стран Центральной Азии перед КНР достиг $15,7 млрд (это 7,6% от суммарного внешнего долга)2.

Наиболее стабильная ситуация в регионе с китайскими займами у Казахстана. По данным Национального банка на 1 января 2024 года, внешний долг республики перед Китаем составлял $9,2 млрд3, в основном от Экспортно-импортного банка КНР (Эксимбанк)4. Однако внешний долг Казахстана перед Китаем составляет лишь 3,5% от ВВП страны – цифра, которая практически не менялась за последние три года.5

Китай входит в десятку стран-кредиторов Казахстана наряду с западными государствами (Нидерландами, Великобританией, США, Францией), известными офшорами (Бермудскими островами), а также Россией и международными организациями (например, Азиатским банком инфраструктурных инвестиций).

Общество Узбекистана пока также не считает6 проблемой растущие внешние обязательства своего государства. По данным на 1 июля 2023 года, Китай — крупнейший кредитор узбекской экономики. Суммарно Ташкент должен Пекину $3,8 млрд. Большая часть кредитов привлечена от имени правительства. После КНР в списке кредиторов республики следуют другие восточные державы — Япония ($2,1 млрд) и Южная Корея ($0,9 млрд)7.

Долговой риск Узбекистана смягчается диверсификацией его источников: 36,8% общего долга приходится на некитайские государственные и межгосударственные финансовые учреждения, такие как Азиатский банк развития, Всемирный банк, Японское агентство по международному сотрудничеству, Исламский банк развития и так далее.8

Снижению рисков способствует и тот факт, что китайские кредиты направляются на окупаемые отрасли узбекской экономики.9 К примеру, КНР в 2015 году выдала республике $350 млн на строительство железной дороги Ангрен — Пап (общая стоимость которой составила $1,6 млрд).10 Пути соединили промышленно развитую и густонаселенную Ферганскую долину с другими регионами Узбекистана, а высокая рентабельность этого проекта позволила Ташкенту вернуть в срок взятые у Китая средства.

Любопытная ситуация с китайскими кредитами у Туркменистана. Китай в основном инвестировал в энергетические проекты страны и финансировал строительство туркменской части газопровода Центральная Азия-Китай. Хотя официальная информация о сумме китайских кредитов недоступна, различные статистические данные указывают на то, что долг Ашхабада перед Китаем составлял примерно $12 млрд11. В 2021 году Ашхабад официально заявил12, что полностью погасил свой долг перед Пекином. Однако существуют предположения, что Ашхабад в счет долга поставлял Китаю газ. В этом случае получается, что республика применила схему «ресурсы в обмен на инвестиции». 13

Тем временем в более уязвимом положении в Центральной Азии из-за внешнего долга перед КНР оказались две другие страны — Таджикистан и Кыргызстан.

Таджикистан

По данным министерства финансов Таджикистана, внешний долг страны на 1 января 2024 года составлял $3,2 млрд, что соответствует около 26,9% годового ВВП.14 Среди основных кредиторов республики первое место занимает Китай, которому Душанбе задолжал $900 млн. Большая часть этих средств была взята государством у китайского Эксимбанка. 15

За прошлый год Таджикистан смог направить около $275 млн на обслуживание внешнего долга.16 Около 58% этих средств поступили из государственного бюджета; остальная часть была выплачена государственными компаниями, такими как «Барки точик», «Душанбеводоканал», «Точиктрансгаз», Международный аэропорт столицы, а также государственно-частная компания «Памир энерджи»17. Деятельность большинства этих компаний неслучайно так или иначе связана с производством или продажей энергоресурсов — эти сферы таджикской экономики монополизированы и непрозрачны.

Официально министр финансов Таджикистана Файзиддин Каххорзода заявляет, что проблем с обслуживанием и погашением китайских долгов практически нет18. Однако, учитывая закрытость государственного бюджета, звучит это неубедительно. Даже если с выплатой кредитов действительно не было бы проблем, то непонятно, почему именно Таджикистан прибегает к креативным способам возврата долгов. Например, известно, что за строительство ТЭЦ «Душанбе-2» власти на неопределенный срок отдали19 в распоряжение китайских компаний золоторудные месторождения «Верхний Кумарг» и «Восточный Дуоба» с суммарными запасами металла в 117 тонн.

Между тем множество компаний из КНР активно инвестируют в экономику Таджикистана (КНР — крупнейший инвестор Таджикистана, на него приходится около 30%20 всех инвестиций), где они чувствуют себя вольготно. К примеру, некоторые китайские предприятия официально освобождены21 от уплаты налогов на законодательном уровне.

Душанбе не опасается позволять китайским предприятиям проникать в потенциально чувствительные сектора экономики. Так, в 2015 году парламент Таджикистана разрешил22 китайско-таджикскому совместному предприятию «Джунтай-Хатлон Син Силу» возделывать хлопчатник в нескольких районах Хатлонской области.

В то же время любые инициативы, связанные с передачей земель китайским фермерам, в том числе в аренду, встречали бурное сопротивление в Казахстане и Кыргызстане. В 2004 году неправительственный сектор в Кыргызстане способствовал отмене планов властей отдать китайцам в аренду участок в Иссык-Кульской области для строительства туристической зоны.23 В 2016 году массовые протесты охватили Казахстан: общество выступало против передачи миллиона гектаров казахстанской земли в аренду китайской стороне. Правивший в тот период президент Нурсултан Назарбаев был вынужден ввести мораторий на продажу и аренду земли иностранцам24.

Однако Таджикистан продолжает открывать свои двери для аграриев и золотодобытчиков из КНР. По мнению25 таджикистанских экспертов, при сохранении нынешнего подхода к возврату долгов нельзя исключать, что количество подконтрольных Китаю месторождений будет только расти. Жесткий контроль таджикского политического режима над гражданским обществом сдерживают критику и протестность общества.

Такое отличие политической обстановки в Таджикистане от ситуации в Казахстане и Кыргызстане становится основой для гибкости КНР в вопросах кредитования. Например, возврат долгов за счет ресурсов сложно представить в Кыргызстане из-за высоких рисков протестной активности, которые поставят под угрозу репутацию КНР. Поэтому в отношениях с Бишкеком Пекин прибегает к другим методам.

Кыргызстан

На конец 2023-го Кыргызстан должен Эксимбанку Китая $1,7 млрд — около 36,7% суммы всех внешних обязательств страны26. Основная часть этого долга была взята в то время, когда президентом республики был Алмазбек Атамбаев. Преимущественно заимствования пошли на энергетические и инфраструктурные проекты.

Однако пандемия, а затем и смена власти в 2021 году вынудили уже новое правительство Кыргызстана во главе с президентом Садыром Жапаровым просить отсрочки по выплатам долгов у многих доноров, включая Китай. И если кредиторы из ОАЭ, Саудовской Аравии, Германии (KfW, Euler Hermes) и Турции согласились дать беспроцентную отсрочку27, КНР в этом вопросе поставила свои условия.

Китай согласился предоставить Кыргызстану отсрочку на шесть лет, но под два дополнительных процента в год. Другими словами, такая схема обойдется бюджету республики в лишние $3,8 млн в виде процентов.28 Без дополнительного привлечения китайских кредитов пик выплат по внешним обязательствам Кыргызстана перед КНР придется на 2025–2027 годы, а к 2035 году страна должна полностью погасить свой нынешний долг перед Пекином.

Специфический политический режим в Кыргызстане, который пережил за суверенную историю три государственных переворота, не позволяет Бишкеку использовать те же схемы возврата долгов Китаю, к которым прибегает Таджикистан. В истории китайско-кыргызского взаимодействия существуют прецеденты, когда протесты приводили к сворачиванию проектов: например, в 2020 году из-за митингов приостановили строительство логистического центра в Нарынской области29. В том же 2020 году в Кыргызстане, согласно базе данных Central Asia Protest Tracker30, зафиксировали сотни акций недовольства, в то время как в Таджикистане протесты — редкое явление.

Поэтому в ситуации, когда в бюджете Кыргызстана недостаточно средств для возврата долгов КНР, Бишкек не может предложить китайским партнерам взамен активы или лицензии на эксклюзивную добычу месторождений. А властям не остается ничего, кроме пополнения казны разными способами (через национализацию предприятий, реформирование налогового законодательства, выведение некоторых сегментов экономики из тени, запуск новых проектов и так далее). 31

При этом высокая протестная активность общества Кыргызстана не означает отсутствие инвестиций из КНР. В республике китайские банки прибегают к одному из самых популярных видов долговой политики — «связанным кредитам». По условиям таких кредитов взамен на льготную процентную ставку страна-реципиент берет обязательство обратиться с предложением реализации проекта к китайской компании. В теории подобные схемы выглядят соблазнительно, но на практике чреваты проблемами.

Один из ярких примеров «связанного кредита» на практике – модернизация ТЭЦ в Бишкеке китайской компанией Tebian Electric Apparatus (TBEA, 特变电工) на китайский же кредит. Проект окружили скандал за скандалом после того, как сначала в 2018 году, а затем и минувшей зимой ТЭЦ выходила из строя, оставляя сотни тысяч домохозяйств без отопления в холодное время года.32

Такого рода скандалы заставляют обе стороны тщательно продумывать условия для запуска новых грандиозных проектов. Один их них — многострадальный проект железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан (ККУ), история которого насчитывает более 25 лет. За это время его стоимость выросла с $1,5 млрд до $8 млрд.33 С учетом высокого внешнего долга Бишкек осторожно подходит к вопросам увеличения задолжности. Тем не менее, стороны приняли решение создать совместное предприятие: доля Китая в компании составит 51%, а Кыргызстан и Узбекистан будут иметь равные доли по 24,5%. Кроме того, правительство Китая обязалось предоставить консорциуму льготный кредит в размере $2,35 млрд.34 Согласно недавнему объявлению, ожидается, что строительство начнется в октябре 2024 года. 35

До конца не проработаны источники и условия финансирования ККУ. Финальная стоимость этого грандиозного проекта разнится: по словам премьер-министра Кыргызстана Акылбека Жапарова, проект будет стоить «около $8 млрд — плюс-минус», тогда как, согласно заявлению замглавы Минтранса Узбекистана Жасурбека Чориева, строительство дороги оценивается в $5,1 млрд36. Наконец, генеральный директор государственной компании «Кыргыз темир жолу» Азамат Сакиев недавно заявил, что проект обойдется в $4,7 млрд. 37 При этом нет гарантий, что итоговая сумма не окажется значительно выше.

На всю эту ситуацию накладывается соперничество внутри стран Центральной Азии за транзит и реэкспорт китайского импорта. Если в первые годы независимости республики Центральной Азии с опаской относились к китайским инвестициям, то в настоящее время страны жаждут обрести статус логистического хаба, веря, что это станет ключом к процветанию.

Открытости и прозрачности в отношениях с Китаем в Кыргызстане становится все меньше, а призывов не обсуждать тему внешнего долга — все больше. «Давайте забудем тему внешнего долга. Даже если наш внешний долг увеличится до $10–15 миллиардов, можно не беспокоиться», — призвал38 в своем интервью глава государства Садыр Жапаров.

Китай, как видно, не приемлет полного списания долгов, но он готов подходить к возврату средств оригинально. Иногда сами страны Центральной Азии подсказывают, как можно приспособиться к их условиям и особенностям.

В начале 2023 года президент Кыргызстана Садыр Жапаров обращался к международным финансовым институтам и странам, у которых Кыргызская Республика брала кредиты, с предложением списать их в обмен на реализацию зеленых проектов39. И если некоторые европейские государства уже начали подписывать новые соглашения о конверсии долга, то Китай пока только проявил интерес к этой схеме.

Китайские эксперты признают оригинальной формулу обмена долгов на зеленые проекты (debt-for-nature swaps), но отмечают необходимость доработки «международно согласованных механизмов и систем поддержки» этой инициативы. Бывший вице-президент Эксимбанка Чжан Вэньцай (张文才) и вовсе недвусмысленно дал понять, что «эти предложения на данный момент неосуществимы»40. Вместо применения такого механизма Китай, видимо, больше склоняется к положениям о пролонгации долга с процентами, однако заявляет о готовности инвестировать в определенные зеленые проекты.

Адаптивность и гибкость

Хотя Китай предпочитает предоставлять заемщикам больше времени для погашения долгов и по более высоким процентным ставкам, вместо полного их прощения, тем не менее, Пекин готов инвестировать в отдельные экологические проекты.

В октябре 2023 года в рамках третьего Форума международного сотрудничества «Пояс и путь» было объявлено о том, что КНР и страны Центральной Азии запускают41 совместный План действий по развитию зеленых технологий в регионе. Безусловно, китайские инвестиции в зеленую экономику Центральной Азии нельзя считать чем-то новым. Однако буквально 3–5 лет назад наибольший приоритет Пекин отдавал Казахстану и Узбекистану.42 В Кыргызстане китайские инвестиции пока преимущественно представлены в таких отраслях, как горнорудная промышленность, энергетика или производство нефтепродуктов. Проведенный саммит «Китай плюс Центральная Азия» в Сиане подключил к «зеленому шелковому пути» и Кыргызстан.

По итогам саммита стороны подписали инвестиционное соглашение43 о строительстве солнечной электростанции на 1000 мегаватт в Иссык-Кульской области. В ближайшие годы также в планах при участии китайских компаний запустить ряд солнечных и ветряных электростанций в других областях Кыргызстана. Планы по строительству завода по сборке китайских электромобилей анонсированы и у Таджикистана, и у Кыргызстана.

Пока зеленые проекты обсуждаются на уровне планов, сотрудничество КНР с этими республиками все еще сосредоточено на загрязняющих отраслях, к примеру, угольной промышленности. В 2023 году стало известно, что правительство Кыргызстана намерено отдать шесть месторождений угля китайским инвесторам, а госпредприятие «Кыргызкомур» подписало с двумя компаниями из КНР соглашение о строительстве угольных логистических центров у границы рядом с пунктами пропуска «Торугарт» и «Иркештам»44. По официальным данным, лицензии на три угольных месторождения останутся в собственности государства, но 70% добываемого топлива будет принадлежать китайским инвесторам, а оставшиеся 30% — Кыргызстану. 45 Несмотря на наличие внутренних инвесторов, лицензии все равно получили китайские компании. Если прежде кыргызский уголь продавался в основном Узбекистану, то в ближайшие годы поставки переориентируют на КНР.

Стимулирование экспорта несырьевой продукции могло бы послужить хорошим подспорьем для увеличения бюджетных накоплений и импульса в производственной отрасли. У наиболее уязвимых перед внешним долгом стран региона — Кыргызстана и Таджикистана — сохраняются несбалансированные торговые отношения с КНР — более 90% внешней торговли приходится на импорт готовой продукции из Китая, а оставшуюся часть оборота составляет экспорт сырья из этих республик в Китай.46 Однако Пекин не торопится открывать свои рынки для этих двух стран, несмотря на их заинтересованность.

Тем временем в Казахстане, который не испытывает проблем с выплатами внешнего долга, ситуация постепенно меняется. Согласно бюро национальной статистики республики, экспорт Казахстана в Китай в 2023 году вырос на 34,7%, или до $14,7 млрд47. Постепенно список казахстанской экспортной продукции в Китай расширяется. В начале 2024 года в качестве дипломатической победы было представлено решение о снятии ограничений на ввоз животноводческой продукции в КНР, что расширяет возможности для казахстанского бизнеса по увеличению масштабов торговли сельскохозяйственными товарами.48

Вывод

В Центральной Азии закредитованность перед Китаем стала чувствительной темой. Получить займы для местных властей было легко, однако процесс возврата оказался сопряжен с непростыми переговорами и не подлежит каким-либо послаблениям или реструктуризации.

Китай может быть гибким кредитором, учитывающим экономический потенциал страны, стабильность его политического режима и сговорчивость политических элит. Пекин редко идет на уступки и неохотно реструктурирует долги — за исключением случаев, когда экономика с более сильными позициями способна использовать свои преимущества в переговорах.

Китайское кредитование отличается непрозрачностью, и детали займов Пекина остаются неясными для общественности, хотя они одновременно могут быть хорошо понятны заемщикам на момент заключения договоров. Конкретные условия становятся известны публике порой постфактум.

Зачастую китайские кредиты сопровождаются «связывающими» условиями, когда вместе с займом привлекается китайская рабочая сила, технологии и компании. По срокам кредиты достаточно «длинные» и не подразумевают пересмотра графика выплат, что создает благодатную почву для неэкономического влияния и преференций. Так, речь может идти о «кредитах в обмен на ресурсы» (получении лицензий на добычу ресурсов и/или их дальнейший вывоз), передаче контрольного пакета акций стратегических предприятий или объектов, отсрочке платежа с процентами или даже о получении определенных территорий в счет долга. Кроме этого, долговые обязательства могут трансформироваться в получение определенных преференций, таких как освобождение от налогов китайских предприятий, получение в аренду земель, пересмотр квот на рабочую силу и так далее. В качестве альтернативы заемщики могут выбрать выплату более высоких процентов в течение более длительного периода.

Ближайшее десятилетие покажет, насколько эффективно страны региона смогут управлять своими внешними обязательствами, а также насколько в действительности Китай готов делиться своим «экономическим чудом», а не присваивать его.

Пример Центральной Азии полезен для других развивающихся стран мира тем, что он доказывает: нет лучшего способа укрепить переговорные позиции со страной-кредитором, кроме как укрепления государственного фундамента изнутри. Как минимум опыт Казахстана и Узбекистана демонстрируют: нет лучшего способа упорядочить свои долговые отношения с Китаем, чем через укрепление политических институтов, обнародование подробностей кредитов, диверсификацию кредиторов и упор на проекты, отвечающим целям устойчивого развития.

Примечания

Фонд Карнеги за Международный Мир как организация не выступает с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.