Когда Путин называет Украину «искусственным государством», он в значительной степени переносит на нее собственную российскую проблему. Ведь нынешняя территория РФ была выделена советским руководством в отдельное образование по не слишком прозрачным критериям.
До начала войны многие сценарии, связанные с ядерными авариями в Арктике, оценивались как маловероятные. А риски аварии с участием атомного судна или АЭС на воде — как растущие, но все-таки умеренные. Однако сейчас ситуация стремительно ухудшается.
Посыл «Грузинской мечты» о том, что на нынешних выборах грузины выбирают между войной и миром, оказался явно убедительнее, чем нарратив оппозиции о выборе между Россией и ЕС.
Авторитарный и консервативный крен, заданный состоявшимся после прошлого саммита расширением, очередной список кандидатов, а главное — сам факт российского председательства увели БРИКС достаточно далеко от повестки развития в сторону российской программы глобального противостояния.
У Кремля недостаточно человеческих ресурсов, чтобы одновременно продолжать войну и обеспечивать экономический рост, а привлечь больше мигрантов тоже не получится.
Развитие атомной энергетики необязательно усилит финансовую и геополитическую зависимость Казахстана от России. Сегодня переговорные позиции Астаны выглядят куда сильнее, чем когда-либо ранее.
В Молдове пророссийская партия может выдвинуть проевропейского кандидата, проевропейский политик — получить голоса пророссийских избирателей, а житель Приднестровья назвать своей страной Молдову, а не непризнанную республику, поэтому нынешние результаты политической борьбы не должны шокировать.
Россия сейчас формально не находится даже в сером списке. Но на практике угроза вторичных санкций со стороны США и внутриевропейские регуляторные требования приводят примерно к такому же результату.
Необоснованно применив силу, Москва теперь заинтересована в том, чтобы и другие поступали или угрожали поступать так же — ведь более высокий уровень мирового насилия прикрывает ее собственное.
В Кремле не верят ни в мягкую силу, ни в работу с обществом, ни в институт репутации, зато убеждены во всесилии подкупа и шантажа. Если даже провал масштаба Виктора Медведчука в Украине не смог убедить их пересмотреть подходы, то тем более это не под силу Молдове.
Когда Путин называет Украину «искусственным государством», он в значительной степени переносит на нее собственную российскую проблему. Ведь нынешняя территория РФ была выделена советским руководством в отдельное образование по не слишком прозрачным критериям.
До начала войны многие сценарии, связанные с ядерными авариями в Арктике, оценивались как маловероятные. А риски аварии с участием атомного судна или АЭС на воде — как растущие, но все-таки умеренные. Однако сейчас ситуация стремительно ухудшается.
Посыл «Грузинской мечты» о том, что на нынешних выборах грузины выбирают между войной и миром, оказался явно убедительнее, чем нарратив оппозиции о выборе между Россией и ЕС.
Авторитарный и консервативный крен, заданный состоявшимся после прошлого саммита расширением, очередной список кандидатов, а главное — сам факт российского председательства увели БРИКС достаточно далеко от повестки развития в сторону российской программы глобального противостояния.
У Кремля недостаточно человеческих ресурсов, чтобы одновременно продолжать войну и обеспечивать экономический рост, а привлечь больше мигрантов тоже не получится.
Развитие атомной энергетики необязательно усилит финансовую и геополитическую зависимость Казахстана от России. Сегодня переговорные позиции Астаны выглядят куда сильнее, чем когда-либо ранее.
В Молдове пророссийская партия может выдвинуть проевропейского кандидата, проевропейский политик — получить голоса пророссийских избирателей, а житель Приднестровья назвать своей страной Молдову, а не непризнанную республику, поэтому нынешние результаты политической борьбы не должны шокировать.
Россия сейчас формально не находится даже в сером списке. Но на практике угроза вторичных санкций со стороны США и внутриевропейские регуляторные требования приводят примерно к такому же результату.
Необоснованно применив силу, Москва теперь заинтересована в том, чтобы и другие поступали или угрожали поступать так же — ведь более высокий уровень мирового насилия прикрывает ее собственное.
В Кремле не верят ни в мягкую силу, ни в работу с обществом, ни в институт репутации, зато убеждены во всесилии подкупа и шантажа. Если даже провал масштаба Виктора Медведчука в Украине не смог убедить их пересмотреть подходы, то тем более это не под силу Молдове.
