С самого распада СССР отношения России и Украины изобиловали громкими газовыми конфликтами, непростыми переговорами, шантажом и, наконец, новыми договоренностями (нередко достигнутыми в самый последний момент). Две страны, возможно, предпочли бы вообще не иметь дела друг с другом, но география и история развития советской газовой отрасли создали между ними сильную взаимозависимость. Настолько сильную, что она сохраняется до сих пор, выдержав два года полномасштабной войны.
В основе нынешних отношений — договор о транзите российского газа в ЕС через территорию Украины. Его заключили в ночь на 31 декабря 2019 года на пять лет с возможностью продления. Приближение даты завершения договора, дальнейшая судьба которого пока неясна, — хороший повод напомнить о том, насколько сильно за эти пять лет изменились расклады на региональном газовом рынке.
Начальные позиции
Комментируя в конце 2019 года заключение контракта на транзит российского газа, представители РФ и Украины не скрывали удовлетворения. Глава «Газпрома» Алексей Миллер рассказывал, что «большая пакетная сделка восстановила баланс интересов сторон». А президент Украины Владимир Зеленский разъяснял согражданам: газотранспортная система страны теперь совершенно точно будет загружена, что неизбежно повысит энергетическую безопасность и благосостояние украинцев.
Облегчение, которое испытывали в тот момент стороны переговоров, легко объяснимо. Согласование параметров сделки шло очень тяжело, и в итоге договоренности удалось достичь только в ночь на 31 декабря, то есть за сутки до завершения предыдущего контракта.
В тот период «Газпром» не форсировал переговоры с Украиной, рассчитывая на максимально оперативный ввод в строй «потоков» — альтернативных маршрутов на европейский рынок. Во-первых, «Северного потока — 2» из России в Германию по дну Балтийского моря. Во-вторых, «Турецкого потока» по дну Черного моря в европейскую часть Турции и дальше по «Балканскому потоку» через Болгарию и Сербию в Венгрию с перспективой продления до Австрии.
Учитывая ставку «Газпрома» на «потоки», идеальным для него был бы вариант с отсутствием жестких обязательств перед Киевом. При таком раскладе украинский маршрут служил бы запасным вариантом на случай острой необходимости (например, при пиковом спросе на газ в Европе либо неполадках на «потоках»).
Подходившая «Газпрому» схема, кстати, лежала в основе принятого Евросоюзом еще в 2009 году третьего энергопакета. Та реформа подразумевала, что никаких долгосрочных контрактов быть не должно — оператор газовой системы должен предлагать всем желающим по прозрачным тарифам заказывать прокачку топлива посуточно, понедельно, помесячно, поквартально или на год. Украина в итоге привела работу своей газотранспортной системы в соответствие с этими правилами, но произошло это только в 2020 году.
В 2019-м же Киев активно добивался долгосрочного контракта вида Ship or pay («Поставляй или плати»). Суть в том, что если бы прокачка упала ниже оговоренных в контракте уровней, то «Газпрому» все равно пришлось бы платить транзитные платежи на ту же сумму, что и при поставке зафиксированных соглашением объемов.
Причем Украине были важны не только платежи за прокачку, но и физические объемы газа в газотранспортной системе. Причина — в особенностях украинской ГТС, уходящих корнями еще в советские времена. В 2022 году украинское газопотребление составило 19,5 млрд кубометров (для сравнения: в советское время было 115 млрд, а в 2021-м — примерно 30 млрд). Теоретически Украина сегодня могла бы находиться на самообеспечении — плюс-минус нужные объемы добываются на территории страны (в основном на Шебелинском месторождении в Харьковской области). Но некоторые районы Украины не связаны трубами с этим месторождением, а получают газ из транзитных трубопроводов. Переобвязка трубопроводов и насосных станций для устранения этой проблемы возможна и даже была частично проведена после 2014 года. Но все равно снабжать всю территорию Украины газом куда проще и дешевле при наличии транзитного потока по всем веткам.
Необходимо было учитывать и сценарий дальнейшего повышения внутриукраинского спроса. Следствием стало бы существенное увеличение затрат на приобретение газа у европейских трейдеров через виртуальный реверс. С 2014 года Украина закупала газ у европейцев, но физически, на уровне молекул, это было именно российское топливо.
Механизм виртуального реверса выглядел так: на украинско-словацкой границе европейцы покупали у «Газпрома» газ (по цене хаба в Австрии за вычетом стоимости транспортировки от украинской границы до этого хаба) и тут же перепродавали его Украине.
По идее, при такой схеме должен был бы работать взаимозачет: вместо сдачи газового груза «Газпрому» на украинско-словацкой границе в том же объеме, что был получен на российско-украинской, «Нафтогаз» мог бы показать российской компании письмо о переуступке объемов. Но до 2019 года «Газпром» требовал передачи ему по счетчикам физических объемов, которые тут же передавались европейским покупателям. А там уже «Нафтогаз» мог этот газ забрать у европейцев и транспортировать его назад для снабжения украинских потребителей.
На западной границе Украины даже построили специальное трубопроводное кольцо, по которому топливо перегонялось в Словакию, чтобы на счетчиках газа появлялись необходимые цифры, и потом моментально шло обратно. При этом на практике даже до 2019 года большая доля российского физического газа до западной границы не доходила. Лишь договор 2019 года устранил необходимость спектакля с кольцевым маршрутом, узаконив коммерческий реверс.
Заключение соглашения для украинской стороны было важно еще по одной причине. При необходимости физического импорта газа из Европы в отсутствие транзита российского топлива Киеву пришлось бы дополнительно оплачивать транспортировку от австрийского хаба до украинской границы. А затем организовывать транспортировку от границы к районам потребления в центре страны. Понятно, что с финансовой точки зрения это подразумевало дополнительные затраты.
Компромисс найден
Эти факторы позволяют понять, почему Украина с самого начала строительства «Северных потоков» была категорически против их появления. Однако причины были не только коммерческими, но и политическими: зависимость России и Европы от газового транзита через Украину давала ей возможность влияния на обе стороны.
Украина могла сомневаться в том, что нужна Брюсселю в качестве новой страны Евросоюза, но ее важность как транзитера была несомненна. И это, казалось, было залогом того, что Киев не оставят один на один с Москвой в разгар очередного конфликта.
Также популярным было мнение, что ценность газовых контрактов с Европой для России велика, и угроза прекращения поставок (с сопутствующей необходимостью платить штрафы и неустойки) может предотвратить агрессию с ее стороны.
Добиваясь остановки строительства «Северного потока — 2», Украина вела активные переговоры с европейскими и американскими политиками. В итоге в декабре 2019 года США ввели санкции в отношении трубопровода. Задействованные в строительстве суда компании Allseas, которым оставалось работы всего на несколько недель, немедленно свернули всю деятельность.
Тем не менее «Газпром» при помощи собственных судов завершил строительство, пусть и с задержкой в год. Но ввода в эксплуатацию газопровода он так и не дождался. После начала российского вторжения в Украину разрешение, выданное ранее Германией, было отозвано, а в сентябре 2022-го трубопровод подорвали в результате диверсии.
Кроме того, Киев шел в юридические атаки на «Газпром». В 2018 году «Нафтогаз Украины» подал в Стокгольмский арбитраж очередной иск против российской компании. Главным требованием была выплата примерно $12 млрд в качестве компенсации за обесценение газотранспортной системы Украины в случае прекращения транзита российского газа.
«Если через Украину продолжится транзит, то мы не будем пересматривать тарифы, и тогда «Газпрому» не придется компенсировать нам эти $11–14 млрд. Но если они настоят на своей текущей позиции, которая приведет к отсутствию транзита через Украину с 1 января 2020 года, тогда мы заставим их заплатить», — пояснял суть иска тогдашний исполнительный директор «Нафтогаза» Юрий Витренко.
Параллельно с этим руководство «Нафтогаза» убеждало покупавшие российский газ западные компании и Еврокомиссию пересмотреть договоры с Россией. Точнее, добавить в них пункт о переносе точки поставки газа из европейских хабов на российско-украинскую границу с коррекцией цены на стоимость украинского транзита. Такое изменение дало бы Киеву сразу несколько преимуществ.
Во-первых, «Газпром» перестал бы быть стороной в транспортном контракте с Украиной, а следовательно, исчезла бы (или как минимум значительно ослабла) его возможность вести переговоры с Украиной о ставке тарифа на транзит. В результате вновь выделенная из состава «Нафтогаза» газотранспортная компания могла бы применять значительно более агрессивный подход для вычисления тарифной ставки, которая бы потом автоматически вычиталась из европейской цены.
Во-вторых, Россия не смогла бы продавать газ в различных точках поставки в Европе и, следовательно, извлекать выгоду из арбитража между ними. Москва столкнулась бы с единым фронтом покупателей в единой точке, результатом чего стало бы снижение цены закупки газа.
Также РФ лишилась бы возможности выбирать маршрут доставки газа в Европу, Украина получила бы гарантию физических объемов прокачки через свою территорию. Плюс для Киева все сложности с организацией виртуального реверса ушли бы в прошлое.
Так что для «Газпрома» к декабрю 2019 года ситуация сложилась не лучшим образом. Строительство «Северного потока — 2» остановилось, а трубопровод через Болгарию только начинал строиться. И у «Газпрома» был лишь один вариант: продолжать поставлять газ в Европу старым порядком.
Украина настаивала на десятилетнем контракте на 100 млрд кубометров в год. В итоге контракт оказался компромиссным: пять лет вместо десяти, но с опционом на продление; бронирование мощности прокачки (и связанное с ним обязательство платить) на транзит 60 млрд кубометров газа в первый год действия контракта и по 40 млрд в последующие четыре года; повышение тарифов, но не такое радикальное, как изначально планировалось.
Обязательств подавать газ на прокачку у «Газпрома» при этом не возникало, был лишь зафиксирован принцип Ship or pay («Поставляй или плати»). Настаивать на изменении условий контрактов и переносе точки поставки европейские партнеры тоже не стали — достаточно было того, что «Газпром» согласился на долгосрочный контракт на прокачку.
Завтра была война
Тем временем в Европе становился все более очевидным тренд на постепенный отказ от российского топлива. Летом 2021 года Брюссель опубликовал программу Fit for 55, предусматривающую сокращение выбросов парниковых газов в странах ЕС на 55% к 2030 году — в первую очередь за счет уменьшения потребления сжигаемого топлива. В программе значилась и необходимость диверсифицировать источники поставок газа.
Это означало, что спрос на российский газ в Европе должен значительно снизиться, а вместе с ним уменьшилась бы и потребность «Газпрома» в транзитных транспортных мощностях. Стало очевидно, что в долгосрочной перспективе ценность европейского рынка для «Газпрома» будет снижаться.
Тогда на рубеже 2021-2022 годов «Газпром» опробовал новую рыночную стратегию. До этого компании было важно удерживать свою долю на европейском рынке, так что она стремилась продавать туда максимальные объемы газа, отсекая конкурентов — поставщиков сжиженного газа (СПГ). Но в 2021-м «Газпром» стал лишь скрупулезно исполнять обязательства по долгосрочным контрактам, и не более того: никакого газа сверх законтрактованных объемов на спотовом рынке он не предлагал.
Есть несколько возможных объяснений подобного нерыночного поведения «Газпрома». Во-первых, в России вырос спрос на газ, так что, учитывая прописанную в законодательстве необходимость закачать в подземные хранилища РФ больше топлива, лишних объемов для поставок в Европу не осталось. Во-вторых, в «Газпроме» поняли, что ничего не теряют: ограничение объемов поставок с лихвой компенсируется ростом цен.
В-третьих, это могла быть «воспитательная мера» в отношении европейских покупателей, агитация в пользу долгосрочных контрактов с предсказуемыми формульными ценами. Кроме того, речь могла идти о подготовке к войне, в которой газу предназначалась роль клина, вбиваемого между европейскими странами и Украиной.
Газовая война началась не сразу после начала российского вторжения в Украину в феврале 2022-го. Поставки газа из России в Европу сокращались постепенно (это происходило в период с мая по сентябрь 2022 года). Сначала прекратились поставки через Беларусь и Польшу. Потом часть потребителей отпала в связи с требованием «Газпрома» (в соответствии с указом президента РФ) оплачивать газ рублями. Затем начались действительные или мнимые проблемы с насосами «Северного потока — 1», поставки по которому были прекращены еще до диверсии сентября 2022-го.
А вот предположения, что в случае крупного конфликта Россия полностью остановит поставки через Украину, сохраняя поставки по «Северному потоку», не оправдались. Сегодня через украинскую территорию пролегает один из двух (наряду с «Турецким потоком») действующих маршрутов в европейском направлении. И судьба его, как мы писали ранее, пока не предрешена.
С прагматической точки зрения продление контракта еще на пять лет скорее выгодно и России, и Украине. Однако и в Москве, и в Киеве, и в Брюсселе сейчас всячески дают понять, что продолжение транзита крайне маловероятно. Впрочем, время для продления контракта еще есть. И не исключено, что давняя российско-украинская традиция — приходить к компромиссам по газовым вопросам чуть ли не под новогодний бой курантов — будет соблюдена и в этот раз.
Если вы хотите поделиться материалом с пользователем, находящимся на территории России, используйте эту ссылку — она откроется без VPN.
