В последние месяцы довоенной жизни Москва практически не верила в возможность скорого вторжения в Украину. Особенно скептически к заявлениям США о подготовке агрессии были настроены москвичи, профессионально зарабатывающие на жизнь разговорами и текстами о внешней политике своей страны. Дело было не в том, что сама идея нападения на соседа, жителей которого Владимир Путин публично называет «одним народом» с русскими и белорусами, казалась многим противоестественной. В конце концов, после принятых Кремлем в 2014 году решений убийство россиянами и украинцами друг друга на войне стало реальностью — как и аннексия территории, которую Кремль больше 20 лет без оговорок признавал украинской.
Скорее, в пользу невероятности войны с Украиной говорила не мораль, а прагматика. «Издержки возможной войны значительно перевешивают выгоды. Она не решает ключевых проблем безопасности, при этом создавая множество новых», — говорилось, например, в аналитической записке, опубликованной обласканным властью клубом «Валдай» за три месяца до войны. Текст не апеллировал к вопросам этики, зато скрупулезно и, как показали последующие события, довольно точно описывал вероятные негативные последствия, если Кремль все же решится на полномасштабную агрессию.
Было очевидно, что даже в случае быстрого разгрома ВСУ Россию ждали большие человеческие потери, жесткие экономические санкции, значительное усиление присутствия НАТО на западных рубежах РФ, масштабная военная поддержка Украины Западом, а также консолидация большинства в украинском обществе на основе ненависти к оккупантам на многие десятилетия вперед. «Мы ошиблись в прогнозе. Потому что не ошиблись в понимании его последствий», — горько констатировал автор спустя неделю после начала войны.
С тех пор боевые действия идут уже полтора года, а конца все новым негативным последствиям по-прежнему не видно. Скорее наоборот, последний саммит НАТО, прошедший на прошлой неделе в Вильнюсе, показал, что война с Украиной превращается для России в стратегическую катастрофу.
Отсель грозить нам будут шведы
Одним из главных итогов саммита НАТО стало решение о вступлении в Альянс Швеции. Договоренности еще предстоит ратифицировать в парламентах всех стран-участниц, но после согласия Эрдогана это уже формальности. Ретроспективно становится понятно, что разворот общественного мнения в Финляндии и Швеции, которые во время холодной войны и больше 30 лет после ее окончания сознательно не пытались вступить в НАТО, был предсказуем — именно из-за того психологического эффекта, который российское вторжение оказало на общества этих стран.
Свою безопасность Стокгольм и Хельсинки долгие годы строили на сочетании трех элементов: развитие собственных вооруженных сил, их тесная интеграция с НАТО и невступление в Альянс — чтобы не усиливать беспокойство России. Этот подход в Швеции с ее многолетними традициями нейтралитета и в Финляндии с учетом сложной истории и протяженной границы с РФ считали разумным даже после аннексии Крыма.
После вторжения России в Украину ситуация изменилась. Долгие годы российские чиновники говорили своим шведским и финским собеседникам, что им нечего бояться и Россия не собирается на них нападать, поскольку это не отвечает прагматическим интересам Москвы. Ровно то же самое, только с добавлением аргумента про «один народ», Кремль годами говорил и украинцам — но в итоге все равно напал. «Вывод был очевиден: если Путин может убивать своих славянских братьев и сестер в Украине, ничего не остановит его от повторения этого где-то еще», — описывал в прошлом году эволюцию финского общественного мнения бывший премьер Александр Стубб.
На практике руководство Швеции и Финляндии оценивает вероятность российского нападения как низкую — Россия завязла в Украине. К тому же основным триггером российского вторжения там считают не патологическое желание завоевать любого соседа, а обострившееся за время ковидной изоляции помешательство российского лидера на идее контроля именно над Украиной. Тем не менее приобрести самую надежную на сегодня страховку от потенциального вторжения РФ путем вступления в НАТО — разумный и прагматичный выбор в новых условиях. Тем более что армии и институты обеих стран давно к этому готовы.
В результате вступления Швеции и Финляндии в Альянс граница РФ с НАТО увеличится вдвое — до 2600 км, а Балтийское море станет практически «натовским озером». Готовя российское общественное мнение к войне, в конце 2021 года Путин говорил о гипотетической угрозе появления американских гиперзвуковых ракет в Украине, что неприемлемо для Кремля. Теперь же, помимо стран Балтии, где США, если бы хотели, и раньше могли бы разместить добивающие до Москвы и Санкт-Петербурга ракеты, у Вашингтона появится масса мест для дислокации подобного оружия на натовской территории в непосредственной близости от обеих российских столиц.
Разумеется, сейчас об этом речи не идет, но в будущем, учитывая развал системы контроля над вооружениями, такое развитие событий исключать уже нельзя. Особенно это касается систем противоракетной обороны: ядерный шантаж России на Западе хорошо запомнили, равно как и эффективность комплексов Patriot в связке с американскими наработками, когда те сбивали российские гиперзвуковые ракеты «Кинжал».
Но дело не только и не столько в плацдармах. В лице Швеции и Финляндии НАТО получит сильных партнеров для сдерживания России. Например, финская армия с ее мощнейшей в Европе артиллерией и крупными ВВС в военное время насчитывает 180 тысяч человек, а активный мобилизационный резерв 5,5-миллионной страны — 900 тысяч человек, периодически проходящих сборы для освежения военных навыков.
Швеция обладает не только современной армией, но и мощной военной промышленностью, а также обширными средствами разведки в Балтийском море и Арктике. Военные обеих стран полушутя говорят, что теперь вступят в дружескую нордическую гонку вооружений между собой — против общего противника.
Еще одно серьезное последствие российской войны против Украины — милитаризация общественного сознания в европейских странах НАТО, в том числе в Финляндии, где современные кадры из Украины наложились на воспоминания о советско-финской войне. Это привело к столь неожиданному для многих россиян ужесточению позиции Хельсинки по всем вопросам, касающимся отношений Запада с РФ, а также повысило популярность военных сборов среди молодежи.
Восприятие России как угрозы, которое активно стиралось в общественном сознании после окончания холодной войны, сохранится надолго — как и утвержденные в Вильнюсе новые планы обороны Альянса от атак с востока, которые долгие годы не обновлялись за ненадобностью. Стены военных блоков строятся долго: на это требуются время, деньги и политическая воля. Стены в головах растут быстро, с учетом влияния на психику современных технологий с их эффектом погружения — особенно для поколения людей возраста бывшего финского премьера Санны Марин (ей 37) и моложе.
На ненавистную Москву
Разумеется, куда большее влияние война оказывает на сознание украинцев и их отношение к России. В ноябре 2021 года, за три месяца до российского вторжения, мои коллеги Эндрю Вайс и Юджин Румер опубликовали статью «Украина: неоконченное дело Путина», где точно предсказали войну и объясняли мотивы Кремля.
По их мнению, Путин воспринимал 2022 год как окно возможностей для предотвращения дрейфа Украины на Запад, — причем он опасался не столько формального вступления Украины в НАТО, вероятность которого была низка, сколько более тесного сотрудничества Киева с Альянсом. В итоге вторжение, как и все прошлые путинские попытки установить контроль над Украиной, привело к еще большему ее отдалению от России — на сей раз, по всей видимости, окончательному.
Саммит в Вильнюсе стал важным шагом в реализации сценария «Украина не в НАТО, но НАТО в Украине». Там не прозвучало приглашения вступить в Альянс. Пока части территории Украины оккупированы Россией, а линия контроля меняется каждый день, для Киева закрыт даже западногерманский вариант вступления, когда в начале холодной войны Бонн гарантировал, что не будет использовать НАТО для попыток объединить страну силой. Вступать в войну с Россией за Украину США не будут: президент Джо Байден постоянно говорил об этом и до 24 февраля прошлого года, и после.
Не менее жесткой была позиция Вашингтона в отношении любых размытых гарантий Украине, которые приближались бы по сути к пятой статье Североатлантического договора. Речь о предложениях разместить в воюющей Украине официальный контингент НАТО (а не уже находящихся там советников, подрядчиков и «отпускников» западных армий и спецслужб) или установить бесполетную зону вдоль украинской границы с Польшей силами польской ПВО.
Война показала, что Россия крайне серьезно относится к гарантиям пятой статьи НАТО, хоть там и нет прямого, юридически обязывающего обещания США в любом случае воевать за своих союзников. Именно поэтому Вашингтон не хочет дополнительно размывать и без того нелинейные гарантии в отношении формальных союзников.
Однако это не значит, что НАТО не собирается помогать Украине. В Вильнюсе ключевые державы Альянса и их партнеры вроде Японии обозначили другой путь — сеть двусторонних и многосторонних соглашений отдельных стран с Украиной, которые закрепят обязательства укреплять ее оборонный потенциал. Наиболее подробно этот подход описан в докладе моего коллеги по Фонду Карнеги Эрика Чармалы.
В его основе — идея, что лучше всего безопасность Украины в нынешних условиях обеспечат сильные ВСУ, а сдерживать Кремль от дальнейшей агрессии в среднесрочной перспективе будет не риск ядерной войны с США, а высокий урон, который модернизированная украинская армия сможет нанести агрессору. Этот сценарий уже во многом реализуется на поле боя, и неизвестно, напала бы Россия на Украину, если бы растущая с каждым днем цена была очевидна до 24 февраля. Но для его устойчивости, а также для наращивания потенциала ВСУ по сдерживанию России Украине нужна многолетняя программа военной поддержки.
Контуры этой программы содержатся в подписанном на саммите заявлении стран G7, к которому постепенно присоединяются страны НАТО. В нем они обещают содействовать Украине в многолетней программе вооружения ВСУ, подготовки личного состава, обмена разведданными, укрепления киберобороны, а также развития украинского военно-промышленного комплекса. Документ — лишь эскиз будущей сети двусторонних соглашений, детали которых еще будут прорабатываться. Но по сути речь идет о кодификации формата «Раммштайн» на долгие годы вперед.
Возможно, до конца своего президентского срока Байден успеет провести в Конгрессе закон о многолетней программе военной помощи Украине, поскольку на сегодняшний день инициатива пользуется поддержкой в обеих палатах. Сочувствие украинцам еще сильно, плюс программа поможет расширить производственные мощности оборонных предприятий и создать новые рабочие места.
В итоге обязательства США и их партнеров перед Украиной должны будут напоминать отношения с Израилем — за исключением того, что у израильтян есть собственное ядерное оружие. Но в остальном Украина будущего в военном плане должна быть похожа на Израиль с его мощными вооруженными силами и спецслужбами, передовым ВПК, тесными связями с США и милитаризацией общественного сознания перед лицом экзистенциальной угрозы.
Если решение территориального вопроса между Киевом и Москвой не будет найдено в обозримом будущем, то Украина постепенно трансформируется в «европейский Израиль», ненавидящий оккупантов и стремящийся вернуть свои международно признанные границы 1991 года. Это будет как раз тот самый сценарий, который, по задумке Путина, должно было предотвратить вторжение.
Бессмысленно и беспощадно
В Москве осознают итоги первых полутора лет войны, воплотившиеся в решениях саммита НАТО. Российское руководство полагает, что может себе позволить долгую войну примерно нынешней интенсивности. Ресурс живой силы для мобилизации у РФ примерно в 3,5 раза больше, чем у Украины, военные заводы работают в три смены, нужные для ВПК компоненты текут рекой из Китая и ручейками из Турции, Центральной Азии и Ближнего Востока. Экономика за счет оборонки пока растет, сокращение доходов от экспорта компенсируется сверхприбылями прошлого года и возможностью аккуратно девальвировать рубль.
Сокращение доходов населения и снижение качества жизни при отсутствии неожиданных событий будут происходить достаточно плавно, чтобы страна послушно жила в режиме «специальной военной операции». У большинства граждан все в целом по-прежнему, хотя экономические издержки растут, поток похоронок не прекращается, а уровень государственного произвола повышается. Если запаса прочности хватит на два-три года, что пока кажется очень вероятным, и боевые действия перейдут в режим вялотекущей ирано-иракской войны, то Кремль надеется просто и методично делать жизнь в Украине невыносимой, чтобы превратить ее в выжженное поле. А там авось на Западе к власти придут политики, с которыми можно будет договориться.
Альтернативные сценарии поведения сейчас в Москве рассматривать просто нельзя — ведь тогда придется задаться ужасным вопросом, была ли война ошибкой, даже если оставить в стороне вопросы морали (что трудно) и посмотреть исключительно на прагматику.
Весьма показательна тут масштабная интеллектуальная дискуссия, которую недавно вели именитые российские международники, пытаясь решить, будет ли разумно нанести превентивный ядерный удар по европейской территории НАТО, чтобы выиграть украинскую кампанию. За обсуждение реального и по-настоящему важного для будущего страны вопроса «Было ли нападение на Украину стратегической ошибкой, и если да, то какие есть способы ее исправить?» сейчас можно отправиться изучать Сибирь или Мордовию на несколько лет по уголовной статье о дискредитации российской армии.
В этих условиях российские эксперты по разоружению, подробно доказывающие катастрофические последствия превентивного применения ядерного оружия, выглядят интеллектуальными героями, а заявление нескольких живущих в РФ членов Совета по внешней и оборонной политике о недопустимости призывов к началу ядерной войны становится смелым поступком.
Разумеется, мнения российских экспертов не влияют на внешнеполитический курс Владимира Путина. Из доступных нам данных известно, что эпохальные для страны решения он принимает сам или в узком кругу царедворцев, которые говорят верховному главнокомандующему о возможности взять Киев за три дня и не прорабатывают сценарии, «а что, если нет». Но как раз поэтому качество обсуждения войны экспертами в России, с нагромождением фигур умолчания и невозможностью даже произнести слово «война» без риска преследования, принципиально не отличается от дискуссии в коридорах власти. Это значит, что пока у режима есть силы — война будет продолжаться, несмотря на растущий день ото дня список негативных последствий.
