В конце марта в Туркменистане почти незаметно прошли парламентские выборы. Их итоги не стали сенсацией, да и проводились они вовсе не для обновления депутатских рядов. Выборы потребовались, чтобы оформить неожиданную реформу системы власти, которую затеял Гурбангулы Бердымухамедов, отец нынешнего президента и сам бывший президент страны.
Реформа снова сделала туркменский парламент однопалатным, хотя двухпалатным он стал совсем недавно — в 2021 году. А верхняя палата теперь должна превратиться в надгосударственный орган с почти неограниченными полномочиями. Нетрудно догадаться, что все эти переделки связаны с транзитом власти — чуть больше года назад Бердымухамедов после 15 лет правления передал президентский пост своему старшему сыну Сердару.
Казалось бы, сложно придумать схему надежнее. Но на практике все пошло не так, как себе представлял отошедший в тень отец. Править из-за кулис получается все хуже, госаппарат запутался в иерархии, а сын не только тянет на себя полномочия, но и взялся за отцовских коррумпированных родственников. Пока не поздно, Бердымухамедов-старший хочет вернуть контроль обратно.
Внешнее везение
Туркменистан — одна из самых закрытых стран в мире, и о местной политической жизни сложно судить однозначно. Но вся имеющаяся информация, от официальной пропаганды до сливов и слухов, указывает, что первый этап транзита власти в республике прошел гладко. В начале прошлого года старший сын Бердымухамедова Сердар без проблем стал президентом, подтвердив свои полномочия на декоративных выборах, а его отец отошел на пост главы верхней палаты парламента, которую создали специально для него в 2021 году.
Вопрос был скорее в том, справится ли новый президент с проблемами, которые накопились к его назначению. А их было немало: последствия пандемии, перебои с поставками товаров первой необходимости, растущая безработица (более 5%, по официальным данным, и все 60% — по неофициальным) и инфляция, перевалившая, даже по официальным оценкам, за 14%. Тяжесть ситуации была очевидна уже хотя бы из того, что жители страны постоянно выходили на протесты, несмотря на их жесткое подавление.
Приход к власти в столь депрессивных обстоятельствах мог бы сразу похоронить популярность Сердара, но новому президенту повезло с международной конъюнктурой. Российское вторжение в Украину подняло цены на газ, а главный внешнеторговый партнер Туркменистана Китай наконец ожил, открывшись после пандемии. В результате доходы от экспорта туркменского газа на китайский рынок (а это почти весь экспорт страны) выросли в 2022 году более чем в полтора раза, до $10,3 млрд.
Мало того, российско-украинская война и хаос на энергетических рынках привлекли к Туркменистану международное внимание. На фоне путинского, режим Бердымухамедовых стал выглядеть сравнительно приличным, поэтому приезжающие в Ашхабад европейские и американские чиновники обсуждали не права человека, как обычно, а перспективы энергетического сотрудничества.
Снова стали актуальны проекты строительства Транскаспийского газопровода. Минуя Россию, он может связать туркменские месторождения с Азербайджаном, Грузией, а далее с Европой. Также вспомнили про замороженный в 2013 году проект газопровода Nabucco, который предполагает прокладку трубы из Ирана в Туркменистан, Азербайджан и далее в ЕС.
Интерес увеличился и со стороны оказавшейся в изоляции России. После февраля 2022 года глава «Газпрома» Алексей Миллер посещал Ашхабад уже дважды, а Владимир Путин заехал в Туркменистан в рамках своей первой зарубежной поездки после начала вторжения.
Главная цель российских визитов — предложить Ашхабаду что-то взамен европейским обещаниям и не дать Западу просто заменить российский газ на туркменский. Москва тут действовала кнутом и пряником. С одной стороны, российские эксперты и официальные лица публично говорят, что Москва будет блокировать проект каспийского газопровода в обход России из-за «экологической угрозы».
С другой, в 2022 году «Газпром» обещал помочь Туркменистану с технологиями для развития энергетического сектора, а также увеличил закупки туркменского газа почти в три раза. Этот газ не обязательно физически поставляется в Россию, чаще — в другие страны Центральной Азии, чтобы покрыть обязательства «Газпрома» перед ними.
Также Туркменистан теперь зарабатывает на других видах реэкспорта в Россию. В 2022 году через республику перевезли 62 тысячи тонн грузов — почти стократный рост объемов по сравнению с 2021 годом (тогда было меньше 700 тонн). Москва рассчитывает увеличить пропускную способность этого направления, и зачастившие в Ашхабад российские чиновники — Валентина Матвиенко, Михаил Мишустин, Вячеслав Володин — не раз поднимали эту тему.
Все сам
Туркменистан вдруг оказался на пересечении интересов великих держав. И как формально первое лицо все переговоры с международными партнерами вел не ушедший в верхнюю палату Бердымухамедов, а его сын Сердар.
Такой расклад не входил в планы отца. Уходя с поста президента, он рассчитывал свалить на сына скучную работу во внутренней политике и прочую текучку, чтобы самому обсуждать ключевые вопросы с основными партнерами в Москве, Пекине и других столицах Центральной Азии, где не нужно объяснять, кто на самом деле все решает. Однако на деле Сердар не стал зарываться в рутину, сам принимал высоких гостей и ездил с визитами в Китай, Россию, Катар, Казахстан, Узбекистан.
Такая самостоятельность, очевидно, не понравилась отцу, и он этого не скрывает. Когда в Ашхабад приезжали иностранные парламентарии, то он отказывался с ними встречаться, как с неравными себе. Наблюдатели отмечают, что в прошлом году с такими отказами столкнулись даже делегации ЕС.
Вместо этого Бердымухамедов старался угнаться за сыном. За год он посетил Россию, Японию и Южную Корею, а также представлял Туркменистан на саммите Организации тюркских государств в Самарканде. При этом везде с ним встречались президенты и премьеры, хотя формально он лишь глава верхней палаты.
Причина такой неряшливости туркменского тандема в том, что никто так и не объяснил его суть не только обществу, но и госаппарату. Раньше, когда Бердымухамедов объединял в себе и формальную, и реальную власть, бюрократии все было понятно. Но после транзита лидеров стало двое. И если в планах Бердымухамедова все выглядело четко, то в реальности все запутались.
Путаница приводит к конфузам. Например, туркменские чиновники не знали, кого нужно сопровождать во время совпадающих зарубежных визитов — отца или сына? С кем должен отправиться кортеж, охрана, журналисты и несменяемый глава МИД Рашид Мередов? Чей визит показывать в новостях первым? Туркменские госСМИ подавали информацию о двух главных лицах в равных объемах, но первым делом описывали активность Сердара, а уже потом — его отца.
Дела семейные
Отца раздражало поведение сына не только за рубежом, но и внутри страны. Особенно отношения с влиятельными родственниками.
Давно было известно, что Сердар конфликтует с многочисленной родней отца, контролирующей в стране крупный бизнес. Но открыто пойти против них Сердар смог лишь в прошлом году.
В январе 2022-го был арестован предприниматель Максат Байрамов — близкий друг племянников Бердымухамедова Хаджимурата и Шамурата Реджеповых. В нескольких расследованиях OCCRP, Turkmen.News и Gundogar говорится, что оба племянника контролируют в стране целые отрасли экономики, местный рэкет, владеют элитной недвижимостью за рубежом и через своих людей занимаются распределением субсидируемых продуктов.
Под чистки попали и силовики, связанные с отцовскими племянниками. Вскоре после завершения транзита оба кузена Сердара уехали из Туркменистана.
На этом новый президент не остановился. Он стал чаще выводить на публику свою мать Огулгерек, которая раньше почти не появлялась из-за натянутых отношений со старшим Бердымухамедовым. Она превратилась в своего рода альтернативный центр лояльности во внутрисемейных разборках, что позволило Сердару еще жестче вести себя с родственниками отца.
Разобравшись с племянниками Бердымухамедова, он взялся за отцовских сестер. Весной-летом 2022-го Сердар уволил свою тетю Гульнабат Довлетову с поста гендиректора Национального общества Красного полумесяца Туркменистана. Через эту организацию Довлетова проворачивала многочисленные махинации (например, продавала гумпомощь через сеть своих аптек) и собирала взносы с бюджетников. После увольнения Довлетовой последовали аресты и посадки связанных с ней чиновников.
Вернуть назад
Сам Бердымухамедов некоторое время не вмешивался, но вскоре масштабы происходящего стали угрожать и его собственному положению, а также стабильности всего режима. Последней каплей для него была попытка Сердара зачистить силовой аппарат.
Сразу после выборов новый президент обновил правительство, назначив несколько министров, обязанных именно ему своим повышением. Это были министр экономики и финансов, а также глава МВД. Не прошло и года, как Сердар запустил новые перестановки — на этот раз поста лишился генпрокурор Батыр Атдаев, давний соратник Бердымухамедова. Его сменил Сердар Мяликгулыев, которого связывают с новым президентом.
На это отец ответил экстренной спецоперацией по возвращению себе реальной власти. Он затеял реформу, которая превращает возглавляемую им верхнюю палату в надгосударственный орган с почти неограниченными полномочиями. Никакие изменения, в том числе кадровые, невозможно будет провести в обход нее, а президент в результате оказывается где-то в одном ряду с министрами. И, конечно, если глава государства по каким-то причинам не справляется со своими обязанностями, то они автоматически переходят председателю новой надгосударственной палаты, то есть Бердымухамедову.
История передачи власти в Туркменистане от отца к сыну и обратно может показаться забавной, но это редкий по своей яркости пример того, сколь хрупок процесс транзита в авторитарных системах. Даже если для него сложились идеальные условия.
В Туркменистане все шло вроде бы наилучшим образом: власть осталась внутри одной семьи, общество слишком запуганно репрессиями, чтобы возражать, а внешняя конъюнктура заваливает страну деньгами. Но даже в такой идеальной ситуации старый и новый лидер все равно погружаются во взаимную борьбу, разрушая надежды на гарантии безопасности и безмятежную передачу власти.