Источник: Getty

Россия на Корейском полуострове: с Китаем или сама по себе?

Политика Москвы на Корейском полуострове зависит от того, какой внешнеполитический курс она выберет: будет ли еще активнее поддерживать Китай в глобальном противоборстве с США или постарается не участвовать в конфликте двух сверхдержав XXI века и сохранить больше стратегической самостоятельности в Азии и остальном мире.

30 октября 2020 г.
Российская Федерация включила Фонд Карнеги за международный мир в список «нежелательных организаций». Если вы находитесь на территории России, пожалуйста, не размещайте публично ссылку на эту статью.

Россия должна решить, по какому пути пойдет ее внешняя политика в отношении Корейского полуострова и особенно КНДР, поскольку все, что связано с Северной Кореей, влияет на азиатскую политику Москвы в целом. Во-первых, это торгово-экономические отношения с самой КНДР, которые приходится учитывать в стратегии развития Дальнего Востока. Во-вторых, участие России в обсуждении северокорейской ядерной проблемы — важная часть процесса выстраивания системы региональной безопасности в Северо-Восточной Азии, которая отвечала бы российским интересам. И если первое направление скорее периферийно, поскольку потенциал двусторонней торговли Российской Федерации и КНДР ограничен, то вопрос безопасности в Азии — один из ключевых для Москвы.

Долгое время линия Москвы была следующей: Российская Федерация — участник ключевых дипломатических процессов вокруг КНДР, однако не проявляет чрезмерной активности, потому что понимает, что у нее недостаточно рычагов для реального влияния на ситуацию. Тектонические сдвиги в глобальной политике и во внешней политике самой России могут привести к изменению этого курса.

Развитие стратегического соперничества между США и Китаем, двумя глобальными сверхдержавами XXI века, а также раскол между Россией и Западом, который становится все глубже, ставят Кремль перед выбором. С одной стороны, Россия может и дальше двигаться нынешним курсом в Северо-Восточной Азии (в том числе на Корейском полуострове), тем самым поддерживая свою стратегическую самостоятельность. С другой — Москва может более решительно поддержать Пекин в соперничестве с Вашингтоном, что приведет к неизбежной трансформации российской политики в Азии, в том числе и на корейском направлении.

Торговля — не главное

Восстановив в 2000-е годы объем связей с КНДР до уровня, близкого к уровню советской эпохи, Москва заняла особое место в системе внешних связей Северной Кореи. Россия — единственная из соседних стран и единственная из ведущих мировых держав, к кому у Пхеньяна нет существенных претензий. В отличие от Пекина, Москва не пытается превратить КНДР в свою сферу влияния, направлять ее внешнюю политику или существенным образом влиять на характер внутренних реформ. В то же время, в отличие от США, Южной Кореи и Японии, у России нет цели свергнуть северокорейский режим или разрушить государственность в том виде, в каком ее создала династия Кимов.

При этом у России есть свой интерес к КНДР, и этот интерес существует в двух измерениях: экономическом и военно-дипломатическом. Экономика играет сугубо второстепенную роль. Несмотря на заинтересованность обеих сторон во взаимной торговле, ее значимость, с точки зрения КНДР, невелика, а с точки зрения России, и вовсе ничтожна.

На пике экономических отношений, в 2005 году, объем торговли между Российской Федерацией и КНДР достиг лишь $228 млн. Северная Корея из-за структуры и размера своей экономики не является значимым торговым партнером не только для России, но и для отдельно взятого российского Дальнего Востока: доля КНДР во внешней торговле Дальневосточного федерального округа (ДВФО) даже в самый благополучный период в начале 2010-х годов составляла около 0,05%.

До последней большой волны международных санкций против КНДР существенную роль в экономических отношениях двух стран играл разве что экспорт северокорейской рабочей силы в Россию. Но и он был относительно скромен. Северокорейских рабочих в Российской Федерации даже до введения ограничений ООН было около 40 тыс. человек, что несравнимо с миграцией из Средней Азии и ее влиянием на российский рынок труда.

Таким образом, отношения России и КНДР лишь в незначительной степени определяются экономикой. Зато в вопросах региональной безопасности в Северо-Восточной Азии роль КНДР крайне важна — в Москве это давно и хорошо понимают. Пхеньян был игроком в регионе даже в трудные 1990-е годы, когда северокорейский режим был на грани коллапса. А в 2010-е годы его значение стало расти — из-за быстрого прогресса КНДР в сфере военной техники и экономической стабилизации режима. Сейчас, на фоне развертывания полномасштабной конфронтации между Китаем и США, северокорейский фактор и вовсе превращается в один из ключевых.

Дипломатическая игра

Долгое время основной причиной интереса крупных держав к КНДР была северокорейская ядерная программа. Москва никогда не одобряла разработку ядерного оружия в этой стране, и тем не менее в российских внешнеполитических кругах сформировалась позиция по этому вопросу, которая не озвучивается официально. В Москве полагают, что денуклеаризация КНДР в обозримом будущем недостижима, поэтому целью России должно быть не сворачивание ядерной программы Пхеньяна, а предотвращение эскалации военно-политических противоречий на Корейском полуострове до стадии, когда эти противоречия могли бы вылиться в вооруженный конфликт.

Российское руководство исходит из того, что любой военный конфликт на полуострове будет катастрофой регионального масштаба даже без ядерного оружия и глобальной катастрофой — в случае его применения. Прилегающий к полуострову российский регион — Приморский край — это не только экономический и административный центр ДВФО, но и место, где сконцентрирована транспортно-логистическая инфраструктура, связывающая Россию с азиатскими странами (морские порты, к которым ведут две стратегические железнодорожные магистрали — Транссиб и БАМ). Таким образом, конфликт, который вызовет разрушение региональной экономики, исход беженцев и экологическую катастрофу, может поставить под угрозу всю российскую экономическую стратегию в Азии.

Это не означает, что сама по себе военная политика КНДР не беспокоит Россию. Эта политика не только способна спровоцировать конфликт между Северной и Южной Кореей с возможным вмешательством США, но и напрямую связана с развитием американской системы стратегической противоракетной обороны (ПРО) в Азии — Вашингтон мотивирует разработки исходящей от КНДР ракетной угрозой. Этой угрозой США обосновали свой выход из Договора 1972 года с СССР о противоракетной обороне, а затем — усиление военных союзов с Японией и Южной Кореей, в непосредственной близости от российских границ.

В 2006 году кризис, связанный с ядерной программой КНДР, вышел на новый уровень. Режим Ким Чен Ира приступил к испытаниям ядерного оружия, а вскоре, уже при Ким Чен Ыне, Северная Корея значительно усовершенствовала свои средства доставки. Безусловно, эти северокорейские действия и американская реакция на них наносят куда больший ущерб Китаю, чем России. Корейский полуостров расположен в непосредственной близости от Пекина — и новые ракетные вооружения КНДР, и элементы американской ПРО в Южной Корее и Японии ставят под угрозу безопасность стратегических центров принятия военно-политических решений КНР.

Российские центры принятия стратегических решений расположены за многие тысячи километров от Корейского полуострова, потенциальное негативное влияние северокорейских ракет и американских противоракет и радаров на другие важные элементы стратегических сил ядерного сдерживания Российской Федерации также можно назвать незначительным.

Несмотря на то что Москва была обеспокоена развитием ситуации на Корейском полуострове, она могла придерживаться выбранной дипломатической линии, в том числе из-за вполне трезвого представления российского руководства о пределах своих возможностей в этом конфликте. Россия могла позволить себе быть пусть не слишком влиятельным, зато хорошо информированным и в целом независимым игроком.

Кремль поддерживал каналы доверительного общения с северокорейским руководством, продвигал дипломатический формат решения конфликта с особой ролью Совбеза ООН, координировал свои действия с Пекином и при этом активно, пусть и не слишком плодотворно, обсуждал ядерную проблему КНДР с США (эта область — одна из немногих, где Москва и Вашингтон сумели сохранить уважительный диалог).

На встречных курсах

Ситуация вокруг КНДР приняла драматический оборот в 2017 году, когда администрация Дональда Трампа сначала признала крах многолетней американской политики «стратегического терпения» в отношении Северной Кореи, а затем попыталась решить проблему с помощью тактики «максимального давления» на Пхеньян. Одновременно Китай, чтобы наладить хорошие отношения с администрацией Трампа и тем самым отсрочить полноценный конфликт с США, пошел на беспрецедентное сотрудничество с Вашингтоном по северокорейской проблеме.

Россия столкнулась с необычной ситуацией: на нее оказывали дипломатическое давление с целью добиться ужесточения ее позиций по КНДР не только США и их союзники, но даже Китай. В этих условиях защищать даже те аспекты российско-северокорейских связей, которые Москва считала особо важными для себя и уберегала от санкций (импорт рабочей силы), стало уже невозможно. В итоге Россия поддержала жесткие санкции ООН против КНДР, что предсказуемо привело к провалу в двусторонних экономических отношениях.

Трамповская тактика «максимального давления» на Пхеньян не привела к отказу КНДР от ядерной программы, но помогла временно стабилизировать ситуацию на Корейском полуострове и провести три беспрецедентных саммита президента США с лидером КНДР, которыми и Дональд Трамп, и Ким Чен Ын воспользовались для пропаганды своей роли в решении общемировых проблем. Параллельно обострение ситуации привело к улучшению отношений Пхеньяна с Пекином — накануне первой встречи с Трампом Ким Чен Ын несколько раз посетил КНР и пообщался с Си Цзиньпином, а на исторический саммит в Сингапуре лидера КНДР доставил китайский самолет.

Парадоксально, но именно после того, как ситуация вокруг КНДР на время стабилизировалась (во многом благодаря тактическому сотрудничеству между Пекином и Вашингтоном), исчез важный сдерживающий фактор полномасштабного китайско-американского конфликта. Дональд Трамп перестал нуждаться в поддержке Си Цзиньпина на корейском направлении и начал торговую войну против КНР.

Введенные в середине 2018 года американские пошлины на китайские товары и последовавший за этим обмен ударами (пока преимущественно геоэкономическими) ознаменовали переход китайско-американских отношений в новое качество. КНР и США вступили в период жесткой, нарастающей конфронтации, которая распространилась на все сферы их отношений и приняла необратимый характер. Эта конфронтация уже стала главным сюжетом глобальной политики и будет оставаться им еще многие годы. И всем игрокам в Азии придется определиться с собственными позициями в рамках конфликта двух сверхдержав.

На некоторое время Корейский полуостров потерял роль главной и самой опасной горячей точки в регионе, поскольку в центре американо-китайских противоречий сейчас оказались Южно-Китайское море и Тайвань, где постепенно повышается угроза прямого военного столкновения между двумя странами. Однако Корейский полуостров в любой момент может стать еще одним опасным фронтом этого глобального противостояния — причем не только из-за того, что могут предпринять Пекин или Вашингтон, но и из-за действий КНДР. Нынешнее положение дел едва ли на руку Пхеньяну: страна остается в экономической и дипломатической изоляции и сталкивается с серьезными проблемами в своем развитии.

Северокорейский режим был порождением холодной войны. Продержаться до начала следующей глобальной конфронтации было его важнейшей задачей, и он с ней справился. КНДР к началу американо-китайского противостояния стала достаточно мощной военной силой. Это ядерная держава, которая научилась создавать термоядерные заряды и атомные боеголовки, серийно выпускает твердотопливные баллистические ракеты средней и меньшей дальности и находится в шаге от производства собственных межконтинентальных баллистических ракет.

У Северной Кореи мощный, диверсифицированный и автономный ВПК, а также существенный резерв живой силы с неплохим уровнем военной подготовки. В  разворачивающейся в Азии гонке вооружений такой потенциал, в сочетании со стратегически важным расположением страны на северо-восточных границах Китая, стоит немало.

Азиатско-Тихоокеанский регион превращается в арену американо-китайской борьбы за влияние, так что Корейский полуостров неизбежно будет притягивать все больше внимания и Вашингтона, и Пекина. По мере того как соотношение военных сил на Тихом океане будет меняться в пользу Китая (например, по данным 2015–2016 годов, водоизмещение китайского военного флота увеличивалось вдвое быстрее американского), необходимость учитывать северокорейский военный потенциал при стратегическом планировании будет все более тяжелым бременем для Пентагона.

Чтобы убрать миллионную северокорейскую армию с чаши весов, США могли бы пойти на частичную нормализацию отношений с КНДР, снятие некоторых санкций и ослабление экономической зависимости Пхеньяна от Пекина. Однако вряд ли Вашингтон сможет изменить свое отношение к жестко авторитарному режиму семьи Ким, которое складывалось годами. От США скорее стоит ожидать, что они будут укреплять связи с союзниками в регионе, попытаются развернуть в Северо-Восточной Азии дополнительные элементы военной инфраструктуры, а также продолжат давить на КНДР.

Для Китая влияние на КНДР приобретает все большую ценность: и как элемент политики военного сдерживания США в Азии, и как инструмент борьбы за влияние на Южную Корею. Пекин, судя по всему, считает Южную Корею с ее зависимостью от китайского рынка слабым звеном в американской системе военных союзов и потому будет пытаться расшатать связи Сеула с Вашингтоном.

Именно на Республике Корея в 2016–2017 годах Пекин испытывал свое санкционное оружие в ответ на развертывание системы ПРО THAAD, и эта проба была признана китайским руководством успешной. Южнокорейцы в октябре 2017 года были вынуждены фактически согласиться признать особые интересы безопасности КНР на Корейском полуострове, дав обязательства «трех нет»: не развертывать новые комплексы THAAD, не становиться частью глобальной ПРО США, не вступать в трехсторонний союз с США и Японией.

Разумеется, на это еще последует ответ Вашингтона, так что Корейский полуостров неизбежно превратится в один из самых важных дипломатических, геоэкономических и военных фронтов китайско-американского конфликта.

Задача Пхеньяна в этих условиях — максимально эффективно использовать противоречия великих держав для расширения собственного поля возможностей. Вероятно, после 2021 года, когда определится облик новой американской администрации, нас ждет очередной раунд дипломатической игры в северокорейском стиле — с чередованием моментов эскалации и деэскалации. Все это делает ситуацию на Корейском полуострове еще более тревожной — и еще более важной для России.

Выбор России

Глобальный и региональный контекст меняется и ставит Россию перед выбором. Хотя Москва и Вашингтон находятся в состоянии жесткой конфронтации и, чем бы ни закончились выборы в США, улучшения отношений ожидать не приходится, пока неясно, насколько Россия будет вовлечена в американо-китайское противостояние в Азии.

До недавнего времени влияние России на военную ситуацию в Восточной Азии определялось главным образом ее противостоянием США в других частях мира (в Европе и на Ближнем Востоке) — Москва мешала Вашингтону сосредоточить все силы против Китая. В 2019 году появились признаки роста российско-китайского военного взаимодействия, направленного против Вашингтона, непосредственно в Тихом океане.

В июле 2019 года состоялось совместное патрулирование российских и китайских дальних бомбардировщиков, которое сопровождалось инцидентом с предполагаемым нарушением российским самолетом воздушного пространства острова Докдо, спорного между Японией и Южной Кореей. Кроме того, Россия продолжает углублять военное и военно-техническое сотрудничество с Китаем — продает Пекину современные образцы вооружений, помогает создавать систему раннего предупреждения о ракетном нападении, проводит масштабные и регулярные совместные учения вооруженных сил.

Однако, несмотря на столь серьезное сближение с Китаем, российская политика в отношении азиатских стран продолжает оставаться в значительной степени автономной. Москва вела стратегический диалог с администрацией японского премьера Синдзо Абэ (2012–2020) и надеется поддержать его на том же уровне при новом премьере Ёсихидэ Суга, продает вооружения Индии и Вьетнаму, пытается выстраивать отношения с Сеулом.

Углубление и обострение противоречий между США и КНР ставит Москву перед выбором. Стоит ли ей продолжать нынешний курс с расчетом на то, что стабилизация отношений с США позволит не ввязываться в битву двух сверхдержав с непредсказуемым итогом? Или же более активная поддержка Китая и превращение Тихого океана в еще один фронт российско-американского противостояния больше отвечает национальным интересам России — поможет получить преференции со стороны КНР и заодно ослабить Америку, которую в Москве воспринимают как принципиального противника? От этого фундаментального выбора зависит в том числе и дальнейшая российская политика на Корейском полуострове.

Если Москва решит избегать участия в конфронтации США и КНР на азиатском театре, линия Москвы в отношении КНДР будет напоминать нынешний курс. Россия будет пытаться сохранять максимально доверительные контакты с Пхеньяном и использовать все доступные инструменты, особенно на площадке ООН, для того, чтобы поддержать статус-кво — прежде всего военную стабильность на Корейском полуострове.

Если же Россия выберет вторую стратегию, мы можем увидеть более активную политику в отношении КНДР, которая будет проводиться в тесной координации с Китаем. Москва будет использовать все доступные каналы для активизации сотрудничества с Пхеньяном, а также вместе с Пекином будет работать над тем, чтобы экономическое давление США на Северную Корею стало менее эффективным.

Московский Центр Карнеги благодарит Korea Foundation за поддержку при подготовке публикации. 

Фонд Карнеги за Международный Мир как организация не выступает с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.